ВЗНОС РЕДАКТОРА ВЕРА ФАЛЕНКО
Интервью с Атахановым Азамом
Атаханов Азам – художник, сочетающий в своём творчестве русскую и европейскую художественные традиции, родился в 1964 году в Душанбе, а в 1983 году окончил Республиканское художественное училище и отправился в Москву, где учился в Московском высшем художественно-промышленном училище им. Строганова. С 1988 года принимает участие в художественных выставках, а с 2004 по 2012 год преподавал в МГХПА им. Строганова на кафедрах академической и монументальной живописи. Его работы хранятся в музеях как в России, так и за рубежом.
В марте 2019 года любезно согласился на интервью с Open: Journal of Arts & Letters и пригласил нас в свою мастерскую в Москве на улице Вавилова.
O:JA&L: В качестве введения, Азам, не моли бы Вы сказать пару слов о себе и своём творчестве?
Азам Атаханов: Если говорить обобщённо, то я занимаюсь живописью. Под словом «живопись» понимают изображение, а для меня главное в искусстве это цвет и пространство. Изначально задача живописи – с помощью цвета передавать информацию, допустим, как в музыке с помощью звука. Все что касается цвета, пространства его влияния на зрителя – это то чем я занимаюсь около 30 лет.
O:JA&L: Все эти тридцать лет Вы разбиваете на 5 этапов. С чем связано появление каждого из них?
Азам Атаханов: Живопись, на мой взгляд, является средством познания мироздания. Человек, в том числе и художник, на протяжении всей своей жизни учится и развивается. Когда он молод, его окружает мир, который расширяется и углубляется по мере познания. Именно это накладывает отпечаток на произведения – с каждым следующим этапом всё шире и глубже. Если ты не идёшь путём познания и ученья, то ты перестаёшь расти, и в какой-то момент перестаёшь существовать, как и твоё творчество.
Если сравнить мои ранние работы с тем, что появилось позднее, то в юности я учился экспериментировать с цветом при помощи простых композиций и сюжетов. Я как бы познаю мир, его красоту, искренне восхищаюсь красотой природы и мироздания, и мне хочется показать это людям.
Но в какой-то момент у меня возникло понимание, что это всё поверхностное и я ушёл в метафизическую сторону реальности, начал думать: «Почему эта картина существует? Зачем?» Я это называю «средневековье», то есть возврат к глубоким смыслам.
O:JA&L: То есть по вкладываемым смыслам Вы возвращаетесь к старым темам, к тем временам, когда в живопись вкладывались философские и религиозные смыслы?
Азам Атаханов: Я считаю, что вершиной изобразительного искусства, в том виде, в котором мы к нему привыкли, является средневековое искусство. Это наивысшая точка расцвета живописи. Глубина смыслов достигалась глубиной цвета, в том числе. Для меня это эталон, и когда я вижу средневековое искусство я понимаю, что это очень современно и мне самому хотелось бы быть таким как люди, писавшие в то время.
O:JA&L: Давайте вернёмся к истокам, с чего Вы начали, как поняли, что живопись – это то, с чем Вы хотите связать свою жизнь?
Азам Атаханов: Как и большинство людей, я в детстве понял, чем хочу заниматься. Нет, конечно у меня тоже была мечта стать космонавтом, но потом она пропала. Я понимал, что хочу стать не просто художником, а великим художником. У меня всегда было ощущение чудесности мира и мне очень хотелось постичь его тайну и раскрыть её в своих работах.
O:JA&L: Если взять годы училища и академии, выделяете ли Вы преподавателя, или наставника, который больше всего Вам дал?
Азам Атаханов: Конечно без педагогов ничего бы не было. Мой первый преподаватель начал со мной работать, когда мне было 9 лет, звали его Умаров Ахмед Пулатович – замечательный таджикский художник. Он меня заметил и стал обучать, причём общался со мной, как со взрослым человеком. Именно он сказал моим родителям, что надо меня обучить живописи, а не, например, математике. Ахмед Пулатович был прекрасным художником-цветовиком, он водил нас на природу, в горы, в местный музей, знакомил с произведениями искусства.
В училище был ещё один преподаватель – художник Муриват Бекназаров – человек, прививший мне любовь к живописи и много мне давший.
А потом я учился в Строгановской академии. И там был у нас прекрасный преподаватель Курдюков Александр Гаврилович – художник-монументалист. В то время как предыдущие учителя показали мне красоту и живопись, научили её любить, он раскрыл для меня профессиональный мир искусства. Александр Гаврилович дал мне необходимые знания о пространстве и заложил фундамент, так сказать, научил крепко стоять на ногах.
Конечно, было много других преподавателей, но в основном именно эти три человека оказали влияние на моё становление.
O:JA&L: Глядя на Ваши картины возникает ассоциация с югом и теплом. Расскажите подробнее про Ваш стиль.
Азам Атаханов: Ассоциации с югом и теплом, наверное, возникают потому что мы в Москве и сейчас зима, вот и создаётся ощущение тепла от картин. А на юге, я думаю так никто не скажет, ведь это стереотип такой, что чем южнее, тем ярче краски.
На самом деле я не люблю яркость, я люблю цвет, работаю с ним, с его звучанием в картине. Важна насыщенность, и верно найденный тон, как в музыке важно звучание.
Вся средневековая живопись была цветная и насыщенная, это не в наше время придумали, не Вангог и не Гоген. Это было давно, ещё во времена Византийской империи, тогда было положено начало. И сейчас, и ранее, в том числе великая итальянская живопись – это кусочки из византийской живописи.
Я специально ездил в Италию, чтобы посмотреть Великую живопись живую, ведь по книгам – не научишься, они не могут передать суть. Это много значило для меня и, изучив школу эпохи раннего возрождения, я понял, что для художника нет преград и ограничений в выражении цветовых значений. Я вынес для себя абсолютную свободу, о которой сквозь века мне рассказали мои учителя.
Можно сказать, что мне очень много дал Андреа Мантенья. Когда какая-то из моих работ заходила в тупик, и я не знал, что делать дальше я говорил: «пойду пообщаюсь с другом Андреа, что он мне скажет». И действительно, я приходил к его картинам, смотрел на них, и получал ответ. С Тинторетто было так же – он учил меня.
O:JA&L: То есть эти художники сформировали Ваш стиль?
Азам Атаханов: Да, они укрепили меня в выборе, как бы сказали мне: «да, всё верно, это так». Может быть, живи я в одно время с ними, им бы понравилось то, что я делаю и они приняли бы меня в свой цех.
Практически все художники, относящиеся к эпохе раннего итальянского возрождения, также оказали на меня влияние. Среди них и Фра Анжелико, и Джотто ди Бондоне, и Дуччо ди Буонинсенья, Андреа Мантенья и Беноццо Гоццоли.
O:JA&L: Поговорим о смыслах. У вас много работ связанных с религией, вы что-то вкладываете в них кроме простого изображения?
Азам Атаханов: Конечно я вкладываю смысл или, по крайней мере, стараюсь донести некую идею. В начале творчества я пытался сделать что-то похожее на средневековье, но у меня получались работы в кавычках религиозные. В отличие от средневековых художников, которые знали о чём они говорят в своих произведениях, у меня выходила просто картинка. Это было не из жизни, я пытался сделать то, чего не знал. Потом я ушёл к более реалистичным сюжетам, стал писать то, что мне знакомо, не претендуя на метафизическую сторону. Затем эта тяга к божественному снова появилась, но на этот раз я уже мог увидеть это в жизни. Я стал ощущать, что жизнь – это не только то, что мы видим, но и то, что мы не видим и оно стало проникать в мою живопись. Но я бы не сказал, что то, что я пишу – обязательная истина, это всего лишь моё представление. Не могу сказать, что я стал как художники раннего возрождения и познал всю истину, но представление у меня о ней есть.
O:JA&L: У Вас есть работа Адам, проснувшийся в Шри-Ланке после изгнания из Рая. Почему на Шри-Ланке?
Азам Атаханов: Есть такая легенда, что Адам после изгнания из Рая оказался именно на Шри-Ланке, там даже есть место паломничества, где якобы его след остался. В Коране также говорится, что он оказался именно там.
Но смысл тут другой. Адам изгнан из Рая – это трагедия, он потерял всё. Я отнёсся к этому с юмором, что он как бы просыпается на Земле, смотрит вокруг и говорит: «Вроде и здесь неплохо».
Я считаю, что эту легенду можно трактовать по-разному. Раз мы оказались изгнаны на Землю, то это трагедия. Мы – падшие, всю жизнь ждём смерти, что вся наша жизнь – грехопадение. Но ведь с другой стороны, такова была воля Божья – отправить нас на Землю. Может ведь быть и такое, что у Адама промелькнула мысль: «Может не всё так плохо?» Ведь мы так зачастую и думаем. Эта картина обо мне, ведь кто такой Адам? Само это слово в персидском языке означает «человек». Поэтому, когда мы говорим: «Адам», имеется ввиду любой человек.
O:JA&L: Как Вы работаете, есть ли у Вас рутина, или всё зависит от того, как приходит вдохновение?
Азам Атаханов: Конечно, вдохновение, но бывает и рутина. Иногда работа для меня – это уход от реальности, от внешних проблем. В любом случае живопись – это то, что меня делает живым. Художнику, как любому творцу повезло, ему дана жизнь, в которой он может созидать, а когда человек создаёт, он получает удовлетворение. Без живописи и творения я не понимаю зачем нужна жизнь. Конечно есть ещё моменты, которые нужны, но творчество – одна из важнейших частей жизни художников, дар Божий. А сам процесс работы по-разному получается. Иногда приходится долго трудиться, некоторые картины пишутся сразу.
O:JA&L: Что для Вас служит источником вдохновения?
Азам Атаханов: Источник моего вдохновения – природа и человек в ней. Когда видишь красоту природы и человека, видишь красоту Божьего творения, это вдохновляет, и ты пытаешься подражать Богу и создавать прекрасное. Вдохновить может всё, что связано с творением, например, произведения искусства. И, конечно же музыка. Она очень сильно воздействует, и именно понятие о цвете хорошо коррелируется с музыкой.
O:JA&L: Когда Вы задумываете работу, вы придерживаетесь определённых тем, или это может быть всё, что угодно?
Азам Атаханов: Я пишу о том, что мне знакомо и чем хочу поделиться с другими. В этом случае я знаю, как выразить идею. И, конечно, я стараюсь, чтобы это было по-средневековому, чтобы это славило Бога, и чтобы было видно красоту творения.
В моих картинах я говорю о красоте, ведь люди в жизни и так видят всякое, почему бы не напомнить о прекрасном?
O:JA&L: Есть ли у Вас целевая аудитория, те, для кого Вы пишете?
Азам Атаханов: Не знаю есть ли у меня целевая аудитория, но есть те, кому нравится то, что я делаю. Много людей в разных странах, есть и студенты, и коллекционеры, и искусствоведы. Кто-то приобретает мои картины, кто-то по ним учится.
O:JA&L: Какую из Ваших работ Вы считаете самой важной?
Азам Атаханов: Работы Плотина в Горах, Гость, Разговор о сокровенном или Проснись, Азам! я считаю самыми важными.
На самом деле на каждом этапе есть важные картины, про которые ты думаешь: «Если я её допишу, то моя миссия выполнена». Но когда работа завершена, всё начинается заново.
O:JA&L: Несколько Ваших картин находятся в Вашингтоне во Всемирном Банке Реконструкции и Развития. Что это за работы?
Азам Атаханов: В Вашингтоне две моих работы – Ворух и Начало нового времени. Их купили для выставки, а теперь они там хранятся. Моими первыми покупателями были американцы и сейчас в частных коллекциях в США много моих работ.
O:JA&L: Напоследок философский вопрос: что для Вас искусство?
Азам Атаханов: Для меня искусство означает создавать, и главное в этом созидании создавать прекрасное. Сейчас под видом искусства делается много всего неоднозначного, что на мой взгляд больше похоже на развлечение. Как в Римской империи были бои гладиаторов – так сказать шоу, которое тоже считалось искусством – искусство гладиаторов, но ведь по сути это же убийство человека, или зверя, да и зрителей в том числе, только их убивали в переносном смысле, тем, что они лицезрели.
Если обобщить, то искусство – это созидание блага, а не зла, ведь всё, что благое не подразумевает божественного наказания, а вот за зло оно последует. Поэтому даже если художник не профессионал, или не уверен в себе, но работает на светлой стороне, то всё равно в его работе будет виден отпечаток добра. Нас поэтому и притягивают простые художники, Асмани, например, потому что изображено добро. Дело даже не в мастерстве, а в том, на какой Вы стороне.
About the interviewer:
Vera Falenko is a 2017 graduate of the Moscow Aviation Institute, a State University. She is a native Russian speaker and a language specialist with fluency in English (English level C2, according to the European frame) and Spanish (Spanish level C1). She is a senior teacher of foreign languages at Alibra School, a private institution in Moscow. Falenko provides selected Russian and Spanish translations for our readers in the Eurozone and in eastern Europe. She maintains an independent book review site, offering book reviews in three languages.
Images: All images courtesy of Azam Atakhanov.
